Один взгляд в зеркало — и вижу лишь тебя.

Ты — я, я — ты, и мы едины. 

Я продолжение тебя, а ты — меня. 

И будем вместе мы за общий грех судимы.

Был грех наш не таким уж тяжким, 

Хотя, по мнению других, мы как убийцы.

Теперь застряли мы в вине ужасно вязкой.

Надежды разлетелись в стороны, как птицы.

И мы скитаемся по миру в одном теле,

Но тело это не моё и не твоё.

И в этом грех наш страшный в этом деле. 

Бредём по свету мы, и каждому мы врём.

Кто мы? Зачем пришли? Куда идём?

Никто не должен знать дороги нашей долгой.

Узнают, что нас двое — мы умрём.

Никто не будет разбираться в этом толком.

Забрали мы себе чужое тело, 

Простите нас, ведь мы тогда не знали, что творим,

Схватили тело, обрисованное мелом. 

И мы отчаялись вам это говорить.

Мы взяли труп! И в нём живём.

Без нас он будет мёртв, как раньше. 

Мы — шизофреник, и осознаём,

Что так не может продолжаться дальше.

Мы умирали, наше тело тоже.

Он умирал, и воля к жизни угасала вместе с ним.

И мы решили: «Мы ему поможем!»

И окунулись в эти бешеные дни.

Он умер до того, как мы пришли к нему, 

Но это слабое к убийству оправдание.

И заняли мы его тело потому,

Что это был наш шанс на выживание.

«Их вывели из зала на свободу:

Они оправданы, нет больше их вины.

Сложили старую игральную колоду: 

Теперь они собою быть вольны.

И мы не осуждаем их за это,

Они хотели просто быть собой.

Теперь их самолюбие задето,

И в этом виноваты только мы с тобой.

И пусть весь этот стих вдруг станет бредом,

Но не изменится от этого вина.

Они рискнули быть собой и быть задетыми,

Но, не рискнувшие однажды, не испьют вина».

[Мы пытались]