***
Идя по тёмному тонелю
В конце не вижу света я .
То гляну вправо, влево
Везде вся та же пустота .
Тут нет ни счастья ,
Ни затменья
Везде одна немая мгла.
Шагну я вправо, влево .
А может быть я умерла ?
Идя по тёмному тонелю
В конце не вижу света я .
То гляну вправо, влево
Везде вся та же пустота .
Тут нет ни счастья ,
Ни затменья
Везде одна немая мгла.
Шагну я вправо, влево .
А может быть я умерла ?
Вот, наши новые совместные рисовалки))) Домик)
Призрак:
Санечка:
Призрак:
Санечка:
Призрак:
Санечка:
Призрак:
Санечка:
Призрак:
Пока так) Продолжение следует)))
Наверное многим, кто любит рисовать, знакомо это чувство:
Есть желание что-то начертать, но, сев перед листом бумаги — не можешь поймать в голове образ. Некоторые в такие моменты просто откладывают на потом.
У меня другая методика. Я просто сижу и смотрю на белый лист/монитор. И стараюсь ни о чем не думать. Именно отсутствие мыслей и образов перед глазами создает какое-то особенное ощущение умиротворения. Потом рука сама собой наносит несколько линий… Ты сам еще не знаешь, что рисуешь. Подсознание идет в обход сознания.
Такие работы редко бывают удачными))) Но в них есть что-то особенное.
Правда я еще ни одной такой работы по-моему так и не дорисовал…..
А вот дальше опять тишина. Хрен я дорисую передний план, сдается мне =D
Ночь.Луна.
Призрак бездушный сидит у окна.
Он умер давно,
Он всеми забыт
В заоблачной башне он тихо сидит.
Он смотрит в даль и тихо сопит.
И сколько он там ещё просидит?
Один взгляд в зеркало — и вижу лишь тебя.
Ты — я, я — ты, и мы едины.
Я продолжение тебя, а ты — меня.
И будем вместе мы за общий грех судимы.
Был грех наш не таким уж тяжким,
Хотя, по мнению других, мы как убийцы.
Теперь застряли мы в вине ужасно вязкой.
Надежды разлетелись в стороны, как птицы.
И мы скитаемся по миру в одном теле,
Но тело это не моё и не твоё.
И в этом грех наш страшный в этом деле.
Бредём по свету мы, и каждому мы врём.
Кто мы? Зачем пришли? Куда идём?
Никто не должен знать дороги нашей долгой.
Узнают, что нас двое — мы умрём.
Никто не будет разбираться в этом толком.
Забрали мы себе чужое тело,
Простите нас, ведь мы тогда не знали, что творим,
Схватили тело, обрисованное мелом.
И мы отчаялись вам это говорить.
Мы взяли труп! И в нём живём.
Без нас он будет мёртв, как раньше.
Мы — шизофреник, и осознаём,
Что так не может продолжаться дальше.
Мы умирали, наше тело тоже.
Он умирал, и воля к жизни угасала вместе с ним.
И мы решили: «Мы ему поможем!»
И окунулись в эти бешеные дни.
Он умер до того, как мы пришли к нему,
Но это слабое к убийству оправдание.
И заняли мы его тело потому,
Что это был наш шанс на выживание.
«Их вывели из зала на свободу:
Они оправданы, нет больше их вины.
Сложили старую игральную колоду:
Теперь они собою быть вольны.
И мы не осуждаем их за это,
Они хотели просто быть собой.
Теперь их самолюбие задето,
И в этом виноваты только мы с тобой.
И пусть весь этот стих вдруг станет бредом,
Но не изменится от этого вина.
Они рискнули быть собой и быть задетыми,
Но, не рискнувшие однажды, не испьют вина».
[Мы пытались]
Огонь поглощает бумагу,
Но заколяет сталь.
Укрываюсь с головой покрывалом
И сразу становится жаль.
Жаль огня, убившим бумагу,
Пламя тигра, заключенного в цепь.
Тихонько в подушку я плачу,
Сыграть в ящик не страшно теперь.
Сталь течет в моих жилах,
В руках закипает вода.
На рассвете меня поглотили
Золотистые нити огня.
/Не мастер я стихосложений
Говорили Магдалине, не располагайся возле озера, что густой чащей от взора человечьего сокрыто. Гладь водная всегда безмятежка, словно застыла — точно покрылась тонким слоем льда. А когда луна ярким диском распахивалась над озером, то расступалась вода и лилии водные, ароматные и нежные, поверхность покрывают. Проклято это место, хоть и манит тишиной своей, да красотой. Не бывать так, что к добру это.
Но не верила Магдалина никому, считала, из зависти наговаривают. Стремилась она куда бы скрыться от косых взоров людских, от грязной молвы и ложных сплетен. Приглянулось ей место на берегу у озера. Ласкающая слух тишь, гладь, пение птиц да небольшая дубовая хижина.
Да и сестрице ее, Лидии, место приглянулось и, как говорится, по душе пришлось. Прежде чахли девочки от шума деревенского, от скандалов да ругательств базарных, пугали её толпы, мимолетные взгляды косые, точно твердящие, что не место им там. А тут и щеки краской облились, косы золотом отливать стали...
Магдалина хижину облюбовала и вскоре за работу принялась: ткала она платки да ковры красоты неописуемой, что даже богачи городские брать изволили. А Лидия все возле сестры сначала крутилась, а потом к озеру ходить стала. Сядет на бережок и сидит так, покуда солнце за лесом и скалами не скроется.
Переживала горько Магдалина, ребёнок всё-таки, а у воды без присмотра сидит. Но позже совсем успокоилась: Лидия послушной девочкой росла, дальше берега ни шагом! Откуда тут беде взяться? А по ночам девочка сестрице сказки сказывать стала, столь занятные, всё про дорожгу лунную, раз в полвека из воды выплывавшую, про лилию счастья, белизной отливавшей, нашедший которую благую долю непременно обретает.
В вечер тот вышла Магдалина прогуляться, как обычно. Смотри — а сестрица ее, Лидия, стоит у самой воды, что туфли волны омывают, бормочет что-то под нос, вот-вот отступится и упадет!
Испугалась Магдалина, да так, что сердце в груди екнуло. Подбежала к Лидии, на руки — и в дом. А ладони у девочки холодные-холодные. Думает Магдалина, правду люди говорят, озеро-то заколдованное! Нечего теперь ребенку зло привлевать. Пусть зато сестре старшей помогает.
Лидия только улыбается и шепчет, видела, мол, она, что звезды в поднебесье на гладь водную спустились и в лилии белые превращались, а потом луна накрыла озеро ковром из света яркого, а на нем ярко-красная лилия цвела...
Уложила ее с ночью Магдалина в постель, а сама ткать села. Только заморили ее думы тяжелые, заснула за рабочим местом она и не слышала, как Лидия из дома выскользнула и к воде вновь пошла.
А утром распустилась на ее былом месте лилия. Большая. Ярко-красная.
Я был, где не был ты.
Там осуществлял свои мечты.
Учился новому, старался.
Я шел вперед и улыбался.
Я был где не был ты.
Там королевы красоты.
И люди добрые, не злые,
А все веселые, простые...
Я о своих мечтах сказал.
Но мир себе не выбирал.
Живу я здесь, где ты и я,
Где люди, дом, друзья, семья.
Но если б мог. Я б улетел,
Куда свою всю жизнь хотел.
И если б ты узнал про это место больше,
И ты бы точно не робел.
Готов поспорить, 100 процентов.
Ты бы туда со мною улетел...
Человек не конструкторы «Лего» -
Не сломать и не выкинуть кубик.
Если жизнь твоя сила и нега,
Что с другими творишь ты, придурок?!
Почему так естественно, просто,
Прямо в душу харкать прямо с крыши,
И мольбу о пощаде не слышать,
Да об сердце тушить свой окурок?
Человек не игрушка, не кукла,
Все мы чувствуем боль в равной мере.
Почему же другие нам верят,
Если вера для нас — это глупо?..
Осень — обострение у шизиков,
Осень, как тоска и как проклятие,
Я нарву себе красивых листиков,
И из них сотку себе распятие…
Осень — развлечение для ёбнутых,
Для таких как я, мозгами тронутых.
И, тупыми песнями подстёгнуты,
Сопли на экран стекают тоннами!
Осень — время пьяных суицидников,
Всех, кто по карнизам разбредается,
Осень — обострение у шизиков.
Осень — раз, два, три… Всё начинается!)